В России наступила эра крупных культурных приобретений. Недавно управляющий партнер юридической фирмы "Группа правовых исследований", а по совместительству коллекционер и председатель попечительского совета Фонда скрипичного искусства Максим Викторов приобрел на аукционе "Сотби" скрипку Никколо Паганини работы Карло Бергонци. Цена победы немалая - 579,9 тысячи английских фунтов, или чуть более одного миллиона долларов. Теперь в коллекции уникальных инструментов Викторова уже пятнадцать скрипок известных мастеров. Большей частью собрание хранится в Москве, в специальных банковских сейфах, где поддерживается нужная температура и влажность. Новая скрипка Викторова прозвучала 1 декабря в БЗК на закрытии Московского международного конкурса имени Паганини. В преддверии этого события коллекционер рассказал "Итогам" о своем приобретении и о секретах скрипичных мастеров.

- О том, что вы купили скрипку Паганини, моментально сообщили все средства массовой информации...

- Резонанс, который вызвало мое приобретение, для меня несколько неожиданный. Но, наверное, он оправдан. Дело ведь не в том, что воедино слились Паганини и миллион долларов, а в том, что инструмент впервые услышат в Москве и что на нем впоследствии будут играть лауреаты конкурса имени Паганини, для которого инструмент послужит своеобразным символом.

- Если я правильно понимаю, о перепродаже скрипки речи не идет?

- Для меня скрипки - это страсть, а не зарабатывание денег. Не секрет, что на "Сотби" приезжают в основном дилеры, которые по поручению какого-нибудь клиента увозят приобретенные шедевры куда-нибудь в Китай или США и там перепродают. Но я этого не понимаю. Лично я не могу расстаться ни с одним из своих инструментов, и деньги здесь не играют никакой роли.

- На аукционе была жесткая борьба?

- Несколько человек приехали на "Сотби" специально за этим лотом - N 313. Я сидел близко к трибуне и не видел, что происходило у меня за спиной, но угадывал это по движениям Тима Инглеса, который вел аукцион. Он показывал то в один конец зала, то в другой. Цена быстро росла. Выждав некоторое время, я тоже вступил в торги. В конце концов в соперниках у меня остался один американец. До начала аукциона я присматривался к залу и выделил его из примерно полутора сотен человек - мне сразу показалось, что это серьезный конкурент, так оно и получилось.

- Такой лот нынче редкость даже для "Сотби"?

- Пожалуй, да, хотя в последнее время на мировых аукционах наметилась определенная тенденция - для некоторых покупателей цена не имеет значения. Взять хотя бы случай "Мальчика с трубкой" Пикассо. На том же "Сотби" полотно ушло за 104 миллиона долларов. Астрономическая сумма. Но для кого-то картина интереснее, чем миллионы. В самом деле, что в этих миллионах, если представить их визуально? Стопки крашеной бумаги. Я готов был отдать за моего Бергонци довольно много. Правда, к моей радости, цена оказалась весьма гуманной.

- Но вы готовы были продолжать борьбу?

- Да. Для меня этот инструмент бесценен. Конечно, если бы на аукционе появился кто-нибудь из арабских шейхов, считающий, что его дочь-скрипачка должна играть именно на скрипке Паганини, - мне бы там было делать нечего, цена вышла бы за пределы моих возможностей. К счастью, этого не случилось.

- Но ведь на аукционах порой предлагают и скрипки работы Страдивари, которые уходят за два и более миллиона долларов. Почему вам приглянулся именно этот инструмент?

- Потому что это - работа Карло Бергонци, который сделал на своем веку совсем немного инструментов, но все они поистине великие. Не случайно музыкальный мир включает его в "триумвират" величайших скрипичных мастеров. Наряду со Страдивари и Гварнери Джузеппе-Антонио по прозванию дель Джезу.

- А как же Амати?

- Амати - более раннее явление. Именно он зафиксировал ту форму скрипки, с которой мы имеем дело и сегодня. Ведь скрипка - абсолютная вещь. Ее невозможно усовершенствовать в отличие от лазерного скальпеля или, например, самолета. Здесь человеческий гений достиг пика своего развития... И если Амати только подошел к этому пику, то "триумвират" скрипичных мастеров завершил дело. Что же касается Бергонци, то он учился не только у Страдивари, но и у Андреа Гварнери и впитал в себя школу обоих семейств. Таких пересечений больше нет в истории скрипичного дела. И если звук Страдивари специалисты называют "звездным", а звук Гварнери, наоборот, "бездонным", то в скрипках Бергонци присутствуют обе ипостаси. Но это еще не все. Как известно, у Паганини было несколько скрипок. Я задался вопросом: на каком именно инструменте Никколо Паганини покорил весь мир, прежде чем получил в свои руки знаменитую "дель Джезу", которая хранится в Генуе?

- Ту самую скрипку Гварнери, которая не "ломала" звук даже при титаническом нажиме смычка...

- Да-да, именно ее. Ведь прежде чем она попала к нему в руки, Паганини уже успел стать скрипичным королем. И в этом была немалая заслуга инструмента, которым он пленял сердца публики. Эта скрипка...

- ...теперь в ваших руках.

- Вот именно! И этому есть исторические свидетельства, которые мы, безусловно, представим всем желающим. Так что если в Генуе хранится скрипичная "вдова" великого музыканта, которую итальянцы берегут как зеницу ока, то в Москве теперь поселилась первая "жена" маэстро. Это дорогого стоит.

- Как всегда в подобных случаях, кое у кого возникают сомнения в подлинности шедевра. Я уже слышал рассуждения: о том, что на этой скрипке играл сам Паганини, знал только мастер Вильом, а можно ли полагаться на слова одного-единственного свидетеля? Тем более что Вильом любил и очень хорошо умел копировать знаменитые скрипки.

- Давайте потренируемся в искусстве доказывать. Существуют документы, сопровождающие инструмент, и они прошли строжайшую экспертизу. Кроме того, сама скрипка была подвергнута нескольким исследованиям: дендрохронологическому, аудиоакустическому и даже микробиомолекулярному. Дело дошло до того, что ученые определили, где росло дерево, которое использовал Бергонци, и сколько ему было лет. Так что с научной стороны все в порядке. Это первое. Второе - и лично для меня гораздо более важное, чем заключение любой экспертизы, - ощущение, которое испытываешь, когда берешь инструмент в руки. Встречаешься с невероятной энергетикой. Знаете, я играю на скрипке без "моста", потому что так играли раньше, и скрипка при этом непосредственно соприкасается с телом. Когда я впервые взял в руки этого Бергонци - еще до аукциона! - я очень волновался. Я заиграл "Венецианский карнавал" Паганини и вроде бы что-то нащупал. При этом скрипка великолепно зазвучала. А еще через мгновение почувствовал, что каждая следующая нота как бы напрашивается за предыдущей. Я сразу же прекратил играть и отложил инструмент. Потому что понял: еще немного, и, если потом не удастся его купить, это будет личная трагедия, которую придется мучительно переживать. А ведь я держал в руках разные инструменты - и Страдивари, и Гварнери, но никогда ничего подобного не испытывал. Впрочем, неудивительно. Паганини знал толк в скрипках, и уж если выбирал что-то, то не случайно. Это был не просто угрюмый виртуоз, который выходил на сцену, как демон, чтобы любой ценой схватить публику за живое. После Паганини современники отмечали не великолепные пассажи, а признавались только: "Я слышал что-то метеорическое. Это музыка, сошедшая с небес".

- В прессе ваше приобретение считают меценатством. На том основании, что крупная культурная ценность пересекла границы нашей страны. Что-то подобное имело место пару лет назад, когда Виктор Вексельберг купил пасхальные яйца работы Фаберже. Говорили, что он сделал это в интересах государства, даже ставили в пример. Хотя в обоих случаях речь идет о приобретении шедевра в частную собственность...

- Само по себе это не меценатство. Я же купил скрипку для себя и единолично ею распоряжаюсь. Это частная, а не государственная собственность, что, заметьте, защищает инструмент от претензий со стороны компании "Нога" и ей подобных. Но не стоит сбрасывать со счетов и другое. Россия всегда была богата не только сокровищами Алмазного фонда, как многие привыкли считать после 1917 года, но и людьми и всем тем, что у них есть. Даже монархам было знакомо это чувство: то, что по закону твое, исторически принадлежит не только тебе. Во времена государя императора лучше понимали тонкую этическую сторону вопроса и не говорили к месту и не к месту: "Не трогай, это мое". Ни одна из известных императорских династий - взять хоть Англию, хоть дореволюционную Россию - не считала свои владения сугубо частным делом. То же можно сказать и о русской аристократии, которая, обладая тем или иным произведением искусства, понимала, что это не только ее частное дело. Мы тоже хотим поделиться своим шедевром со всеми. И потому открыли экспозицию скрипки в Пушкинском музее для культурной общественности. Хотим, чтобы скрипка была доступна, чтобы на нее могли посмотреть. И, конечно, на этом ее концертная жизнь не закончится, а только начнется. Но меценатство ли это? Не уверен. Меценатство - это когда Фонд скрипичного искусства помогает студентам, рассылает посылки с нотами в отдаленные музыкальные школы России или проводит скрипичный конкурс.

- Музыкантам легко получить разрешение взять скрипку из вашей коллекции?

- Скрипки любят, чтобы ими восхищались, им нужно звучать. Поэтому я предоставляю скрипки даже студентам консерватории. Сейчас как российские, так и иностранные граждане, обратившиеся в наш Фонд скрипичного искусства, имеют возможность получить инструмент на время. Но не все инструменты можно давать. Некоторые очень ревнивы, им кажется, что передача в чужие руки - предательство со стороны владельца, и они потом мстят ему, не желая звучать, как раньше. У них приходится долго просить прощения. А я не всегда готов к таким эмоциональным потрясениям. Поэтому есть скрипки, которые я не даю никому.

- Как-то Сергей Стадлер рассказывал, что одна из скрипок Паганини не давалась ему, словно привыкла к другому хозяину, и ему пришлось на время кардинально изменить манеру игры, чтобы "договориться" с инструментом...

- Чистая правда! Инструменты великих музыкантов высокомерны по отношению ко всем остальным. Почему - никому неизвестно. Физика, увы, отвечает не на все вопросы. Но не исключаю, что когда-нибудь память скрипки будет научно объяснена.

- Ученые уже не одно десятилетие пытаются разгадать "загадку Страдивари" и создать что-то сопоставимое по звучанию. Принесут ли их усилия плоды?

- Это вопрос вопросов. Думаю, ответ лежит в неэмпирической плоскости. В "золотой век" скрипичных мастеров (примерно середина XVII - середина XVIII века) строители скрипок создавали то, что по замыслу должно было поразить людей.

- Ученые США недавно предложили свой вариант разгадки. Они выяснили, что Страдивари и его потомки трудились в особый климатический период, когда в этой зоне земного шара наблюдалось похолодание, деревья росли медленнее, их кольца были тоньше, а древесина - плотнее...

- А еще раньше ученые утверждали, что семья Гварнери делала инструменты из дерева, которое сплавлялось по некой реке, в которой живет некая бактерия, которая придает особую звучность древесине... Нет слов, дерево - важная вещь, так же как промеры или формулы лаков. Но в конечном счете дело не в физических решениях, а в состоянии человеческих рук и сердца. Поэтому, когда я вижу, как работают современные мастера с их зажимчиками, пластмассовыми рукоятками и по-особенному направленным светом, мне и смешно, и грустно. Потому что главное - это как ты прикасаешься к будущему инструменту. То же, кстати, и у музыкантов. Можно сыграть технически безупречно, а вещь не зазвучит. А кто-то возьмет несколько нот - и у публики уже мурашки по спине. На конкурсе Паганини мы стараемся не дать затеряться таким талантам.

- Возможно ли возрождение традиций русской скрипичной школы в обозримом будущем?

- Русская скрипичная школа жива. Правда, консерваторские профессора уходят от нас. Не так, как в 1918 году, когда профессор Ауэр уехал со своим классом в США. Они уходят навсегда. Однако остается молодежь, которую они воспитывали. Генерировать русскую национальную школу - в том числе и моя задача. Скрипичный фонд, председателем попечительского совета которого я являюсь, и конкурс имени Паганини ставят своей целью возрождение ее традиций.