27 ноября в Москве стартует новый музыкальный конкурс — конкурс скрипачей имени Никколо Паганини. Он проводится по инициативе Фонда скрипичного искусства и при участии Московской консерватории. Президент международного жюри, знаменитый скрипач и дирижер Сергей Стадлер рассказывает «РГ» о предстоящем состязании.

- В Москве уже есть конкурс имени Чайковского. Зачем понадобился еще и конкурс имени Паганини?

- Конкурс Чайковского - огромный фестиваль, где участвуют представители всех главных ветвей музыкального исполнительства. Он знаменит, как одно из самых крупных спортивных состязаний мира...

- Спортивных? Извините, что отвлекаю вас от собственного вопроса, но вы не оговорились?

- Нет, конкурс - это спорт. В нем что-то есть от Олимпиады - он существует по спортивным законам: очки, баллы, «выживает сильнейший». Сейчас мир захвачен спортом: люди смотрят спортивные каналы, балдеют...

- Вы в их числе?

- Я - нет. Отношусь спокойно. Хотя понимаю, что какие-то виды спорта чрезвычайно зрелищны. А по телевизору их смотреть еще интереснее, чем на стадионе.

- Чего, к сожалению, не скажешь о музыке.

- Я бы сказал - к счастью. Потому что это заставляет людей идти в концертные залы и театры.

- А как быть сибирячке, которая живет далеко от Большого зала Московской консерватории? Она может побывать на концерте только благодаря телеканалу «Культура». Разве плохо?

- Все равно это не концерт, а информация о нем. Как телепередача такой концерт, мне кажется, скучен. Он скучен даже мне, профессионалу. Здесь есть проблема: ТВ должно найти какой-то более творческий подход к показу классики... А что касается конкурса, то ведь в России - величайшая скрипичная школа. Все успехи Америки в этой области, как известно, - «совместное предприятие». Даже при нынешних трудностях Россия продолжает поставлять миру замечательных скрипачей. И, конечно, такой стране необходимо событие, посвященное не музыке вообще, а именно скрипичной. Поэтому конкурс и назван именем Паганини - таким же символичным для исполнительства, как имя Чайковского. Это человек-легенда, величайший мистификатор и творец своей романтической биографии. В его творчестве скрипка достигла пределов своих возможностей, сама виртуозность стала предметом восхищения и интереса. И это очень серьезный композитор.

- Эти черты Паганини отразятся на характере конкурса?

- Нет, это не конкурс виртуозов. Первый тур отборочный, он дает возможность людям из разных городов приехать в Москву, причем оргкомитет оплачивает и дорогу, и проживание. Единственное, что нужно, - рекомендация учебного заведения или двух деятелей культуры. В финальном туре 2 декабря в Международном доме музыки каждый из восьми финалистов должен исполнить любое сочинение Паганини и еще одну вещь по выбору.

- Как вы оцениваете состояние нашей скрипичной школы?

- Есть большие проблемы. И самые серьезные - в области образования, общего, системного. Оно ведь никогда не было таким блестящим, как об этом принято говорить. Никто и заикнуться не мог, чтобы сыграть, к примеру, «Заратустру» Рихарда Штрауса. Одно время даже Рахманинов был запрещен! Люди зубрили эмпириокритицизм, а на музыкальные дисциплины времени не хватало. И все успехи нашей школы держались только на великих педагогах. Потрясающие скрипачи, они обеспечивали преемственность традиций. Но российскому человеку очень свойственно пренебрежение культурой. Произошел массовый отток лучших кадров из нашей страны. И мы лишились лучших педагогов, студентов. Проблемы образования так серьезны, потому что результат бывает виден не сразу. Сейчас живет еще много педагогов, которые учились у великих. А что будет, когда останутся те, кто с ними уже не общался? Поэтому главные проблемы еще впереди. Хотя теперь в этом направлении что-то делается: к примеру, президентский грант консерватории.

- Предстоящий конкурс - попытка привлечь внимание и к этой проблеме?

- Безусловно. Ведь даже люди из Московской филармонии теперь утверждают, что скрипичный абонемент в Большом зале консерватории уже не нужен.

- Они так говорят по простоте души или потому, что не ходит публика?

- Если люди не знают о концерте - они не пойдут на него. На некоторых солистов публика не ходит и правильно делает. Но есть ценности, на которые нужно тратить силы, иначе они обречены на вымирание. Особенно в области классической музыки. Это культура не массовая, она нигде не живет на принципах самоокупаемости. Есть круг людей, которые не могут без классики. Это, как правило, интеллигенция: врачи, люди из университетов... Но это в России традиционно крайне неимущий класс. Чего не скажешь об Америке, где врачи - богатые люди, и профессор университета всегда может позволить себе купить билет в оперу за 150 долларов. У нас профессор университета не всегда может даже доехать до этой оперы. Любые резкие движения в этой области разрушают аудиторию - это теперь мы и видим. На концерты ходит новая публика, ей музыка не очень нужна - она приходит на престижную тусовку. Скачки цен, отсутствие информации - все это разрушает традиционную публику любителей классики.

- Из меня плохой поклонник советской власти, но классика звучала повсеместно. Теперь культурная среда быстро сокращается.

- Я тоже совсем не любитель советской власти. Но Сталин регулярно бывал в Большом театре. И в это время там был невероятный подъем. России необходима государственная политика в культуре. Россию нельзя сравнивать с Америкой: у нас без государства ничего не работает. В Германии, если вы руководитель банка, то по своему положению обязаны ходить в оперу. Там это престижно и, как следствие, необходимо.

- Так ведь и в БЗК, вы сказали, теперь ходят для престижа, а не по личной потребности.

- В Германии ходят на регулярные концерты и не устраивают спецтусовки, где поет Паваротти - в полупустом зале и в микрофон. Там тоже много дорогих концертов, но есть билеты по демократическим ценам. Классика не может быть бизнесом - на ней нельзя заработать. Не может быть выгодной опера - это один сплошной убыток! Сто человек на сцене, каждый 18 лет учился - дорогое удовольствие. И можно только немного выравнивать политику цен, чтобы было престижно, но и люди из разных слоев общества могли попасть на спектакль. А медицина что, окупается? И классическое радио не может и не должно приносить доход, потому что должно просвещать страну. От него нельзя требовать денег - ему надо помогать.

- Есть разница в уровне культурной среды между Петербургом и Москвой? В какой мере этим распадом затронут мир?

- В некоторой степени - затронут. Но в России процессы идут быстрее и жестче. Я не вижу разницы между Петербургом и Москвой. Есть разница по сравнению с провинцией. Там жизнь более нормальная, хотя и более трудная. Там пытаются, насколько возможно, поддерживать оркестры и театры. В столицах процесс деградации идет быстрее, и моральная атмосфера хуже. А эти проблемы для России особенно важны. Шикарная попса всегда была в Америке, в Англии. Россия же всегда была ценна другим - классической музыкой, балетом, оперой, артистами, художниками. Тем, что сейчас считается узко классической сферой.

- Последний раз я видел вас за дирижерским пультом в спектакле «Петр Великий» в московской «Геликон-опере». Что вас туда привлекло?

- Очень интересный театр. Своеобразный, со своим лицом. Дмитрий Бертман - большой фантазер и выдумщик, он создал уникальную живую оперу - именно тот театр, который интересен сегодня. И это хороший пример нашего небрежения собственными сокровищами: мировой славы театр - и много лет без нормального помещения! Этот зал очень труден для пения, так что по-настоящему этот театр раскрывается в больших залах за границей. Москвичи его, можно сказать, не знают.

Валерий Кичин, Газета «Российская газета»